Неточные совпадения
Когда
дедушка, отец и брат, простившийся с Климом грубо и враждебно, уехали, дом не опустел от этого, но через несколько дней Клим
вспомнил неверующие слова, сказанные на реке, когда тонул Борис Варавка...
И
вспоминал, у кого в городе есть подходящие невесты. Бабушка помалкивала, выпивая чашку за чашкой; я сидел у окна, глядя, как рдеет над городом вечерняя заря и красно́ сверкают стекла в окнах домов, —
дедушка запретил мне гулять по двору и саду за какую-то провинность.
Рассказывал он вплоть до вечера, и, когда ушел, ласково простясь со мной, я знал, что
дедушка не злой и не страшен. Мне до слез трудно было
вспоминать, что это он так жестоко избил меня, но и забыть об этом я не мог.
— Цельную неделю,
дедушка, маялась и все никак разродиться не могла… На голос кричала цельную неделю, а в лесу никакого способия. Ах,
дедушка, как она страждила… И тебя
вспомнила. «Помру, — грит, — Матюшка, так ты сходи к
дедушке на Рублиху и поблагодари, что узрел меня тогда».
Мать подумала и отвечала: «Они
вспомнили, что целый век были здесь полными хозяйками, что теперь настоящая хозяйка — я, чужая им женщина, что я только не хочу принять власти, а завтра могу захотеть, что нет на свете твоего
дедушки — и оттого стало грустно им».
Многие плакали,
вспоминая о покойном
дедушке, крестясь и говоря: «Царство ему небесное».
—
«
Дедушка! ты
вспоминаешьСтрашное что-то?.. скажи!»
— Вырастешь, Саша, узнаешь,
Честью всегда дорожи…
— Подожди, странная ты девочка! Ведь я тебе добра желаю; мне тебя жаль со вчерашнего дня, когда ты там в углу на лестнице плакала. Я
вспомнить об этом не могу… К тому же твой
дедушка у меня на руках умер, и, верно, он об тебе
вспоминал, когда про Шестую линию говорил, значит, как будто тебя мне на руки оставлял. Он мне во сне снится… Вот и книжки я тебе сберег, а ты такая дикая, точно боишься меня. Ты, верно, очень бедна и сиротка, может быть, на чужих руках; так или нет?
—
Дедушка у нас на юге всякую совесть потерял, — засмеялась Анна. — Можно было бы, кажется,
вспомнить о крестной дочери. А вы держите себя донжуаном, бесстыдник, и совсем забыли о нашем существовании…
— И я тоже прошу
вспомнить, — сказал я, — на этом самом месте я умолял вас понять меня, вдуматься, вместе решить, как и для чего нам жить, а вы в ответ заговорили о предках, о
дедушке, который писал стихи. Вам говорят теперь о том, что ваша единственная дочь безнадежна, а вы опять о предках, о традициях… И такое легкомыслие в старости, когда смерть не за горами, когда осталось жить каких-нибудь пять, десять лет!
— Очень просто, — равнодушно согласился
Дедушка. — Так бери, Стаканыч, и мундштук. Все-таки когда-никогда
вспомнишь товарища. А вот только о чем я тебя попрошу. Тут останется после меня разная хурда-мур-да… одеялишко, подушки и из платья кое-что… Конечно, рухлядь, абер на худой конец все рублей пятнадцать дадут.
И странно: близкая смерть теперь уже не пугала меня. Я видела, как умирала мама, Юлико. В этом не было ничего страшного… Страшно только ожидание, а там… вечный покой. Это часто повторял
дедушка Магомет; я
вспомнила теперь его слова…
Я достал свою полушку, пошел и спешил
вспомнить, за кого чтоб молился нищий: за меня, конечно, и за Машу Плещееву; за папу и маму; за бабушку, — ведь она мне дала полушку; потом за упокой души
дедушки Викентия Михайловича и другого
дедушки, маминого отца, Павла Васильевича.
— Разве вам
вспомнить Гуммельсгофскую гору? — сказала государыня, подарив его тою улыбкою, которою она умела так мастерски приветствовать и награждать. — Дети! — прибавила она, обратясь к великим княжнам. — Возьмите
дедушку под руки; а если он заупрямится, то я сама его поведу.